У тех людей всегда лица хороши, кто в ладах с совестью своей.
А.И. Солженицын.

Когда я впервые встретила эту, словно испуганную, молодую женщину с лицом милым, веснушчатым, с бровками, изумленно приподнятыми над чистым лбом, подумала, что жизнь, видимо, не раз погрозила указующим перстом перед ее обиженным носом.

Невысокая ростиком, незаметная, на первый взгляд. Ее невольно сравнишь с таволгой – кустарничком возле прохладного ручья, пробирающегося по дну глубокого оврага. В наше село она приехала в прошлом году. В деревне все о всех узнают сразу: библиотекарь, шьет хорошо, рисует, пишет стихи.
Видели сельчане, как Таисия Ивановна, удобно устроившись у старой ивы, рисовала. Шофер Василий рассказал, что пишет она красками нашу речку, луга, лесок:

– Шевельнуться боялся я. Шиповником все руки искололо, в зарослях розовых кустов да прохладной таволги просидел часа два парень. И что меня в этот день к речке привело?

– Ничего зря не случается, – улыбались ребята, – зацепила она тебя, Василий…

Наши девчата и женщины быстро подружились с Таей. Что-то в ней притягивало людей, располагало: делились рецептами, выкройками для шитья, забегали за книгами. Она, точно, была таволгой, дающей прохладу в июльскую жару и тепло в ноябрьский дождь. Мать девушки умерла рано, когда было всего шесть лет Таиске. Бабушка воспитывала и учила, любила без памяти внучку… Вот замуж не успела выдать. Тая умела жить скромно, без лишних расходов. Но любое простенькое платье, сшитое из ситца, шло ей лучше, чем принцессе парчовые наряды. Несколько раз я слышала сама, что мужчин она строго отчитывала, перед настойчивыми и любопытными хлопала дверью. Заглядывались на нее и парни, но тревожить душевный мир-покой Таи никому в голову не приходило – любовались, поглядывая издали.

Шел второй год, как поселилась Таисия в домике бабушки Марии Мамайцевой, умершей лет пять тому назад. Домик был неказистый, палисадник зарос черемухой и одичавшей смородиной. Весной Тая целыми днями до поздней ночи прибиралась, сажала, сеяла. У края оградки и в углу оставила несколько кустиков черемухи, сирени да смородины. Наносила с заброшенной усадьбы камней, оформила чудо-клумбы, посеяла флоксы, ромашки, астры. Все завораживало: не оторвешь взгляда. Протянулись грядки с хвостиками редиски, морковки, лучка… Высокие грядки огурчиков, квадраты с томатами были уложены, удобрены черноземом, перегноем. Стены облупившегося домика покрасила Тая в голубенький цвет, а ставни обнесла белым кружевом – рисунком. Стекла новых окон сияли хрустальным блеском. По краям цементированной дорожки пламенели настурции и низкорослые бархатцы.

Работала Ивановна в сельской и школьной библиотеке. До обеда школьное царство-государство. Дети ласково называли ее княгиней Книгиней. Между собой, конечно. Им она устраивала литературные вечера, конкурсы, праздники в литературной гостиной. Звучала классическая музыка, инсценировали сказки, работал драматический кружок «Домовята». А вечерами Тая работала в сельском клубе. Молодежь полюбила уютные вечера в читальном зале. Ставили пьесы, пели в вокальной группе «Иволга». Пели девушки о своем, о девичьем, сокровенном: «Небо темно-синее, дело к ночи клонится. Не послушать сердце ли, не пойти ль к околице?..».

Девчата пытались узнать о личной жизни Таисии, но видели, какой грустью и болью полнятся глаза ее, постепенно привыкли, что это трогать нельзя. На перемене в школьной библиотеке всегда много ребятишек, все наперебой обращаются с вопросами, просьбами. Никто и не заметил, что, встав в проеме двери, застыл мужчина в военной форме. Высокий, строгий, не по-деревенски статный.

–А у Валентина Григорьевича Распутина, Алеша, прочти повесть «Век живи – век люби». Очень полезно в девятом классе почитать и для сочинения благодатный материал.

– Здравствуй, Таечка! А мне что посоветуешь почитать?

Все ребятишки удивленно посмотрели на незнакомого капитана. Никто и никогда не называл так их княгиню Книгиню.

– А Вам я советую почитать у этого же автора «Живи и помни».

– Срок моей вины истек, я думаю…

– Я не судья Вашему выбору и на пути чужой семье не встану. И срок давности не всегда истекает. Вашей жене, дочке полковника, может быть, подходит имя пальма, чинара, а меня люди здесь нарекли таволгой. Я о себе Вам не напоминала.

– Мне о тебе память, сны не дают покоя…

– Вы же военный человек, окончили училище и академию… Дисциплина обязывает…

– Я помню несколько слов короткого последнего письма…На чужом горе своего счастья не построишь. Я уже свободен. Мы с женой в разводе.

– Простите, таволга неприхотлива и не претендует на роль пальм.

Вечерний автобус увез счастье, боль, любовь, тревогу Таисии Ивановны. Не стать таволге чинарой, пальмой, которым не суждена житейская мудрость и привлекательность незаметного, на первый взгляд, кустарничка.